04.09.2011 в 21:32
Пишет Tashka):Инв.№ 272. О двух "котах".
Белом и темном, вестимо. Рейтинг - PG-13.
Картинко
С темнотой, время которой давно наступило, отчаянно пытались бороться искусственные огни, зажженные челами в своем городе ради иллюзии безопасности. Они вообще неохотно расставались с иллюзиями, упорно не желая признавать, что главная угроза таится не во мраке, а в них самих.
Ту Тьму, которую навы чувствовали лучше любого другого обитателя Земли, эти ухищрения не волновали.
читать дальшеСантьяга отвернулся от окна и утомленным жестом потер виски.
«Достаточно».
Его личные апартаменты располагались неподалеку, но он прошел их, не замедлив шага и не задавая себе вопроса, пусты они или нет.
Интуитивная уверенность или доведенная до автоматизма привычка отыскивать в бесконечном океане Тьмы след, что оставляет другое ее порождение?
Об этом он тоже не думал.
Кто же задумывается о том, как он дышит, или как нужно переставлять ноги, чтобы сделать шаг?
Войдя в неосвещенную комнату, дверь за собой комиссар прикрыл совершенно бесшумно. Он не собирался будить помощника, у которого тоже был нелегкий день, он просто не хотел оставаться один.
Ортега был в пижаме – не совсем черной, скорее очень глубокого графитового цвета, - но обнаружился не в кровати, а на широкой тахте в соседней комнате. Так и не выключенный компьютер гудел почти неслышно, и Сантьяга махнул на него рукой.
Ему не требовалось напрягать зрение, чтобы разобрать в окружающем мраке, где кончается пижама и начинается темно-зеленый плед, который помощник подгреб под себя почти целиком. Плед этот ему несколько лет назад сплавил Бога, со скандалом расставшийся с очередной белокурой подружкой – чтобы не напоминал о ней. Надо же до сих пор не выбросил. Правда, следует признать, не так уж часто Ортега здесь и бывает, чтобы регулярно и аккуратно разбирать вещи. Может, у него тут и еще кое-что сохранилось?
Комиссар осторожно прошел к шкафу и пошарил в глубине полки с бельем. Точно, здесь она. Помнится, когда-то помощник утверждал, что белый цвет создает для любого нормального нава дискомфорт, сходный с ощущениями масана при ярком электрическом свете – сжечь не сожжет, но находиться противно. Пришлось предложить ему некоторое время провести в белом – в доказательство того, что неприязнь к этому цвету кроется всего-навсего в тысячелетней привычке и никаким боком не связана с физиологией, в отличие от вампирской светобоязни. А поскольку в белом Ортега даже в коридор Цитадели бы не вышел, для эксперимента ему была презентована комиссарская шелковая пижама, которая так потом у него и завалялась.
«И ведь так и не сознался, упрямец, что прекрасно проспал до утра».
Сантьяга аккуратно повесил костюм на плечики и переоделся в найденную собственность – старенькую и слегка помятую, но не утратившую прежнего шика. Вещь высочайшего качества и через двадцать лет хороша.
Сонный Ортега никак не отреагировал на его появление и осторожную возню рядом с собой – только рука, обнимая, проползла у комиссара под локтем. Теплая ладонь касалась спины, и тепло изгоняло, выталкивало прочь все проблемы, тревоги и опасения. Оно несло спокойствие и давало силу, будто сама вечная Тьма. Ради него стоило идти сюда и тесниться в не самой удобной позе на краю чужой тахты вместо своей огромной роскошной кровати. Чтобы сберечь его, можно было пойти на всё.
Комиссар никогда не искал ответа на вопрос, что значит для него это тепло. Ведь никто, чувствуя голод, не задумывается, зачем он берет тарелку с едой.
Он просто ест и наслаждается вкусом.
Сантьяга проснулся часа через три и сразу понял, что чувство тяжести пришло вовсе не из сна – теперь помощник нахально закинул на него еще и ногу. Голова съехала с гладкой диванной подушки, и ухо Ортеги было теперь в каком-то дюйме от кончика комиссарского носа. А если подвинуться еще чуть-чуть ближе, то…
Язык легко скользнул по ушной раковине и замер, готовый как двигаться дальше, так и спрятаться. Дыхание помощника больше не было сонным, и на грани сна и пробуждения задержалось совсем ненадолго. Кончик языка немедленно позволил себе пробраться глубже.
Ортега не шелохнулся – ну-ну, притворяйся дальше.
- Убери с меня конечности, наглец, - в самое ухо прошептал ему комиссар.
Конечности пришли в движение и, словно для того, чтобы начальство не ошиблось с характеристикой, рука пощекотала его шею и забралась в волосы на затылке, а нога, вместо того, чтобы убраться, еще тесней прижалась к бедру.
- Если кто-то рассчитывает не дать мне и себе как следует отдохнуть, это он зря, - продолжал шептать Сантьяга, не меняя интонаций.
Кончики пальцев сминали волосы, выписывая плавные кривые на коже затылка; взваленная сверху нога медленно ездила по белому шелку – вверх-вниз, вверх-вниз.
- Кое-кто даже до постели ночью не добрался – где сидел, там и свалился.
«Не знаю я, о ком ты», - так и норовила ответить бесстыжая нога, поглаживая подошвой обтянутую шелком голень.
- А сейчас кое-кто пытается тут изображать голема, который никогда не устает, пока энергия не иссякнет.
Ни рука, ни нога и впрямь не выказывали никаких признаков усталости, поэтому шептать тем же бесстрастным тоном становилось всё трудней. Но комиссар никогда не отступал перед трудностями.
- А я еще не докатился до такого позора, как интим с големами, - губы, говорящие это, уже касались уха.
«Я не голем, - отперлась нога, изогнувшись, чтобы добраться до внутренней стороны бедра. – Они так не умеют».
- И если этот кое-кто намерен продолжать свои домогательства…
Нога наконец-то съехала вниз, а рука выпуталась из волос – чтобы обнаружиться пониже спины. И не просто так она там находилась, а не давала отодвинуться от тела, что прижималось вплотную с желанием, отметающим какие-то смехотворные доводы и несерьезные возражения. Да и шептать возражения было некуда – ухо исчезло, и рядом с губами оказались губы, и они больше не собирались молчать и прятаться в темноте.
- А если кое-кто не хочет, чтобы его домогались – нечего было к эрогенной зоне на ухе приставать. Или кое-кто теперь скажет, что перепутал правое ухо с левым?
Сантьяга прекрасно понимал, что поверить в это так же невозможно, как в его нежелание – при его-то возбуждении, которое настырный помощник сейчас так хорошо чувствует.
И не стал доказывать, что он поначалу действительно спросонья забыл, какое ухо у Ортеги лучше не трогать, если предпочитаешь, чтобы он убрал ногу и мирно-спокойно спал дальше.
Потом, конечно, вспомнил – поняв, что дело не ограничится полусонным объятием, кого-то трахнут непременно, и похоже, что как раз его, и осознание этого факта неимоверно усиливает желание уступить.
Но уступка ни в коей мере не означала, что за ним не останется последнее слово – прежде чем их губы нетерпеливо вопьются друг а друга.
- Если тебе обязательно нужно складывать на кого-то ноги, я тебе закажу большую плюшевую белку.
«Уфф… трахать будут не просто старательно – вдохновенно. И это не может не радовать».
***
- Я тебе что – ее не вернул? – удивился Ортега при виде сваленной на полу кучи. Из-под темно-зеленого вызывающе торчали белые штанины.
- Зажал, - мстительно подтвердил комиссар. – Беспардонно. Вдобавок, до того заработался, что в ней спал, когда я пришел. И еще когда-то пытался меня уверять, что навы и белый цвет несовместимы.
Ортега, конечно, вряд ли поверил, но это ерунда. Вдохновенно оттрахать начальство – дело непростое, на него уходит слишком много сил, чтобы их потом хватило на пререкания.
URL записиБелом и темном, вестимо. Рейтинг - PG-13.
Картинко
С темнотой, время которой давно наступило, отчаянно пытались бороться искусственные огни, зажженные челами в своем городе ради иллюзии безопасности. Они вообще неохотно расставались с иллюзиями, упорно не желая признавать, что главная угроза таится не во мраке, а в них самих.
Ту Тьму, которую навы чувствовали лучше любого другого обитателя Земли, эти ухищрения не волновали.
читать дальшеСантьяга отвернулся от окна и утомленным жестом потер виски.
«Достаточно».
Его личные апартаменты располагались неподалеку, но он прошел их, не замедлив шага и не задавая себе вопроса, пусты они или нет.
Интуитивная уверенность или доведенная до автоматизма привычка отыскивать в бесконечном океане Тьмы след, что оставляет другое ее порождение?
Об этом он тоже не думал.
Кто же задумывается о том, как он дышит, или как нужно переставлять ноги, чтобы сделать шаг?
Войдя в неосвещенную комнату, дверь за собой комиссар прикрыл совершенно бесшумно. Он не собирался будить помощника, у которого тоже был нелегкий день, он просто не хотел оставаться один.
Ортега был в пижаме – не совсем черной, скорее очень глубокого графитового цвета, - но обнаружился не в кровати, а на широкой тахте в соседней комнате. Так и не выключенный компьютер гудел почти неслышно, и Сантьяга махнул на него рукой.
Ему не требовалось напрягать зрение, чтобы разобрать в окружающем мраке, где кончается пижама и начинается темно-зеленый плед, который помощник подгреб под себя почти целиком. Плед этот ему несколько лет назад сплавил Бога, со скандалом расставшийся с очередной белокурой подружкой – чтобы не напоминал о ней. Надо же до сих пор не выбросил. Правда, следует признать, не так уж часто Ортега здесь и бывает, чтобы регулярно и аккуратно разбирать вещи. Может, у него тут и еще кое-что сохранилось?
Комиссар осторожно прошел к шкафу и пошарил в глубине полки с бельем. Точно, здесь она. Помнится, когда-то помощник утверждал, что белый цвет создает для любого нормального нава дискомфорт, сходный с ощущениями масана при ярком электрическом свете – сжечь не сожжет, но находиться противно. Пришлось предложить ему некоторое время провести в белом – в доказательство того, что неприязнь к этому цвету кроется всего-навсего в тысячелетней привычке и никаким боком не связана с физиологией, в отличие от вампирской светобоязни. А поскольку в белом Ортега даже в коридор Цитадели бы не вышел, для эксперимента ему была презентована комиссарская шелковая пижама, которая так потом у него и завалялась.
«И ведь так и не сознался, упрямец, что прекрасно проспал до утра».
Сантьяга аккуратно повесил костюм на плечики и переоделся в найденную собственность – старенькую и слегка помятую, но не утратившую прежнего шика. Вещь высочайшего качества и через двадцать лет хороша.
Сонный Ортега никак не отреагировал на его появление и осторожную возню рядом с собой – только рука, обнимая, проползла у комиссара под локтем. Теплая ладонь касалась спины, и тепло изгоняло, выталкивало прочь все проблемы, тревоги и опасения. Оно несло спокойствие и давало силу, будто сама вечная Тьма. Ради него стоило идти сюда и тесниться в не самой удобной позе на краю чужой тахты вместо своей огромной роскошной кровати. Чтобы сберечь его, можно было пойти на всё.
Комиссар никогда не искал ответа на вопрос, что значит для него это тепло. Ведь никто, чувствуя голод, не задумывается, зачем он берет тарелку с едой.
Он просто ест и наслаждается вкусом.
Сантьяга проснулся часа через три и сразу понял, что чувство тяжести пришло вовсе не из сна – теперь помощник нахально закинул на него еще и ногу. Голова съехала с гладкой диванной подушки, и ухо Ортеги было теперь в каком-то дюйме от кончика комиссарского носа. А если подвинуться еще чуть-чуть ближе, то…
Язык легко скользнул по ушной раковине и замер, готовый как двигаться дальше, так и спрятаться. Дыхание помощника больше не было сонным, и на грани сна и пробуждения задержалось совсем ненадолго. Кончик языка немедленно позволил себе пробраться глубже.
Ортега не шелохнулся – ну-ну, притворяйся дальше.
- Убери с меня конечности, наглец, - в самое ухо прошептал ему комиссар.
Конечности пришли в движение и, словно для того, чтобы начальство не ошиблось с характеристикой, рука пощекотала его шею и забралась в волосы на затылке, а нога, вместо того, чтобы убраться, еще тесней прижалась к бедру.
- Если кто-то рассчитывает не дать мне и себе как следует отдохнуть, это он зря, - продолжал шептать Сантьяга, не меняя интонаций.
Кончики пальцев сминали волосы, выписывая плавные кривые на коже затылка; взваленная сверху нога медленно ездила по белому шелку – вверх-вниз, вверх-вниз.
- Кое-кто даже до постели ночью не добрался – где сидел, там и свалился.
«Не знаю я, о ком ты», - так и норовила ответить бесстыжая нога, поглаживая подошвой обтянутую шелком голень.
- А сейчас кое-кто пытается тут изображать голема, который никогда не устает, пока энергия не иссякнет.
Ни рука, ни нога и впрямь не выказывали никаких признаков усталости, поэтому шептать тем же бесстрастным тоном становилось всё трудней. Но комиссар никогда не отступал перед трудностями.
- А я еще не докатился до такого позора, как интим с големами, - губы, говорящие это, уже касались уха.
«Я не голем, - отперлась нога, изогнувшись, чтобы добраться до внутренней стороны бедра. – Они так не умеют».
- И если этот кое-кто намерен продолжать свои домогательства…
Нога наконец-то съехала вниз, а рука выпуталась из волос – чтобы обнаружиться пониже спины. И не просто так она там находилась, а не давала отодвинуться от тела, что прижималось вплотную с желанием, отметающим какие-то смехотворные доводы и несерьезные возражения. Да и шептать возражения было некуда – ухо исчезло, и рядом с губами оказались губы, и они больше не собирались молчать и прятаться в темноте.
- А если кое-кто не хочет, чтобы его домогались – нечего было к эрогенной зоне на ухе приставать. Или кое-кто теперь скажет, что перепутал правое ухо с левым?
Сантьяга прекрасно понимал, что поверить в это так же невозможно, как в его нежелание – при его-то возбуждении, которое настырный помощник сейчас так хорошо чувствует.
И не стал доказывать, что он поначалу действительно спросонья забыл, какое ухо у Ортеги лучше не трогать, если предпочитаешь, чтобы он убрал ногу и мирно-спокойно спал дальше.
Потом, конечно, вспомнил – поняв, что дело не ограничится полусонным объятием, кого-то трахнут непременно, и похоже, что как раз его, и осознание этого факта неимоверно усиливает желание уступить.
Но уступка ни в коей мере не означала, что за ним не останется последнее слово – прежде чем их губы нетерпеливо вопьются друг а друга.
- Если тебе обязательно нужно складывать на кого-то ноги, я тебе закажу большую плюшевую белку.
«Уфф… трахать будут не просто старательно – вдохновенно. И это не может не радовать».
***
- Я тебе что – ее не вернул? – удивился Ортега при виде сваленной на полу кучи. Из-под темно-зеленого вызывающе торчали белые штанины.
- Зажал, - мстительно подтвердил комиссар. – Беспардонно. Вдобавок, до того заработался, что в ней спал, когда я пришел. И еще когда-то пытался меня уверять, что навы и белый цвет несовместимы.
Ортега, конечно, вряд ли поверил, но это ерунда. Вдохновенно оттрахать начальство – дело непростое, на него уходит слишком много сил, чтобы их потом хватило на пререкания.